Филипенко Александр Васильевич

О том, что такое Ханты-Мансийский автономный округ, страна и мир узнали в 60-е – с первыми фонтанами нефти. Как и для всей Большой Тюмени, это стало вторым рождением территории после становления русской Сибири. Но у Югры было и третье – с приходом в 1991 году на должность главы округа Александра Филипенко. 18 лет, 3 месяца и 10 дней на посту. «Лихие 90-е», кризис и непростой рост. Без Александра Васильевича Югра сегодня была бы другой.

tmn: Александр Васильевич, вы родились в Караганде, специальность получили в Омске, после окончания института поехали работать в Сургут. Непрямая жизненная траектория…

Александр Филипенко: Да. Из Караганды меня увезли после рождения по месту новой службы отца на север Казахстана. Вырос в Петропавловске и начал там трудовую деятельность – год отработал на заводе. Это было радостным временем, не ушел бы оттуда, если бы не обстоятельства. Потом вуз, пять прекрасных лет в Омске – почти беззаботных и безоблачных…

После Омска траектория могла еще больше усложниться. Распределялся первым, мог выбирать. Но была не только привилегия, были и «обременения»: прекрасная юная жена, еще более юный сын и теща. Требовались и работа жене, и детский садик. Мне сказали: «Есть такой город!». Но я поехал сдавать офицерский экзамен, а жена с сыном и тещей – туда, в Абакан. Оказалось, мне там работа есть, а ей нет. Поэтому  поехал в Новосибирск, в мостостроительный трест № 2 – он строил мосты и сооружения от Урала до Японии, – возмущенный, потому что нельзя разлучать советскую молодую семью!

Все понимали: «Нет проблем». За спиной у Караулова, главного инженера треста, огромная карта Советского Союза. Говорят: «Выбирай! Вот станция "Зима", это БАМ. И вот Сургут, тоже ждут двух молодых специалистов». Посмотрел на карту: «Зима» от привычных мест очень далеко. А Сургут почти рядом. Не раздумывая: «Да, поедем в Сургут!» Не зная, конечно, ни что такое Сургут, ни что такое Югра, ни что такое Север. Просто сели в самолет со всем своим багажом, 17 сентября 1973 года прилетели, вышли из самолета – а там снег лежит… А мы в туфельках, в плащиках… с чемоданчиком и шестимесячным сынишкой. 

Судьба…

Судьба. И спасибо ей, потому что очень повезло. Попали в «бучу кипучу»: в Сургуте сразу на работу, «в бой» – в совершенно иную жизнь.

Вы много лет возглавляли округ, известный всей стране, развивали нефтегазовый комплекс Западной Сибири в самые сложные годы. Что сформировало характер? Какие уроки вынесли из юности?

Может быть, главный урок случился в Петропавловске. Школу окончил с золотой медалью, поэтому после нее тоже был выбор. А сам не очень понимал – кто я. Добавились, как говорил Козьма Прутков, «мелкие неприятности, которые могут отравить жизнь, если нет крупных»: стал еще чемпионом Казахстана и надо было ехать на сборы, готовиться к Всесоюзному финалу... Это был 1967-й –
год 50-летия советской власти, юбилейная Спартакиада Союза ССР, великое событие. Я очень туда хотел! Но пришли все зареванные директор школы, завуч, папа с мамой, когда узнали, что не хочу поступать, а хочу в спорт. Не попадал на вступительные экзамены из-за соревнований (они в Москве проходили). Стали меня убеждать.

Сегодня кто-то может сказать: «Какой там энтузиазм, запах тайги, романтика… Понятно же, что за деньгами ехали!» – и будет прав. Процентов на пять. На самом деле люди ехали сюда, чтобы обрести себя

А я в то время был с характером. Это сейчас такой… мягкий, как валенок. А тогда: «Нет» – и всё. Самый суровый человек – мой брат Юра: старше меня на 10 лет, он уже был большим спортсменом, чемпионом мира, мастером спорта международного класса, руководил нашей командой. Он просто взял и вычеркнул меня оттуда. И снял все дискуссии.

Огорчились?

Немножко поплакал вслед за всеми – и оказался на заводе, чтобы все-таки определиться, кто я такой. Пришел в цех: молодой пацан, 17 лет, «великий» и там, и там, да еще и шахматист… Народ обедал не в столовой, у каждого свой тормозочек (тормозок – еда, которую берут с собой на работу или в дорогу для быстрого утоления голода. – Прим. ред.) и – шахматы. А я же шахматист! Сажусь. А дяденьки такие – по моим представлениям, уже два раза на пенсию должны были пойти. Я – настройщик-регулировщик аппаратуры, а они «всего лишь» монтажники, у них синие халатики, а у меня – беленький. Да и мозгов сколько! И вот к седьмому ходу обнаруживается, что ситуация безвыходная: надо либо сдаваться, либо дожидаться, когда мне мат поставят…

Вот так вдруг оказалось, что всё относительно. Увидел нормальный трудовой коллектив с умнейшими людьми. Каждый из них занят своим делом, причем всю жизнь. Вывод, который я сделал, не нов: не место красит. До сих пор очень помню этот год работы и сколько он мне дал как человеку.

Есть люди, которых вы можете назвать своими учителями?

Начинать надо с мамы: Татьяна Романовна, донская казачка, умница, с характерной самоиронией и чувством юмора до невозможности. Нас у нее было четверо, я младший. Очень многое – от нее.

Безусловно, папа Василий Фадеевич. Никогда не видел отца просто сидящим, стоящим – ничего не делающим. Это характерно для многих людей того поколения. В финале трудовой деятельности он занимал серьезный пост: был главным контролером-ревизором облуправления Гострудсберкассы Госкредита. Хотя должность была «хлебная», мы этого не ощущали совершенно. Абсолютной, кристальной честности человек.  Умение что-то руками делать и головой – это у меня от него.

Не меньшими учителями были братья. Когда в школу пошел – «Пионерскую правду» уже читал вдоль и поперек. Правда, поначалу в школе было не очень интересно.

А если загибать пальцы – кто дальше… Могу перечислять долго. Например, Дмитрий Иванович Коротчаев. Он возглавлял огромный коллектив управления транспортного строительства «Тюменьстройпуть», формировавший коммуникации, строивший железные дороги в регионе. На его примере я научился, что если хочешь сделать дело, надо забыть, что ты принадлежишь какой-то структуре. И смотреть только, как оптимальным образом достичь поставленной цели. Коротчаев был и заказчиком, и подрядчиком. Лишние дискуссии не понимал. «Какие проблемы? У кого кирпич, раствор? Сделать, и немедленно. Возьми, привези, неважно, из какого ты министерства». И всё это в тяжелейших условиях, в которых люди жили и работали. Климат: от -53 с ветром зимой, до +35 летом. Кроме живого организма – ничего не выдерживало. Важно было формировать этот общий настрой: не просто сделать, а сделать хорошо, красиво и быстро.

Регион притягивал таких людей…

Сегодня кто-то может сказать: «Какой там энтузиазм, запах тайги, романтика… Понятно же, что за деньгами ехали!» – и будет прав. Процентов на пять. На самом деле люди ехали сюда, чтобы обрести себя. Молодые – чтобы выстроить базу для будущего. Получали возможность очень быстро учиться работать – профессионально, с людьми, обретать жизненный опыт, становиться руководителями.

Вот Иван Иванович Мазур – ему не было еще 25 лет, когда он возглавил первый в стране комсомольский молодежный строительно-монтажный трест «Мегионгазстрой». Фамилий много. Должен сказать, был жесткий объективный отбор. На пике обустройства Югра прирастала за год в среднем на 100 000 человек. А оставался один из пяти – 20% из полумиллиона приезжавших и за «запахом», и за деньгами. Многие ехали с впечатлением, что здесь можно взять лопату, нагрести мешок денег – и обратно, а не строить города, дороги и мосты, добывать нефть. Они быстро обнаруживали, что, кроме прочего, здесь комары, морозы и жара, отсутствие элементарных условий для жизни. Водители трубовозов прописывались в общежития, а ночевали у себя в кабине: там удобно, тепло, «кровать» большая. И до сих пор еще в округе этот «неотрубленный хвост» балочков, сарайчиков…

Еще о людях, которые оставались. Смотрите, какие названия у населенных пунктов, появившихся в то время: легендарный поселок первых газовиков в Берёзовском районе – Светлый. Или – Солнечный, Радужный, Лунный. Даже Взлетный! Ну не могли сухие прагматики называть так звонко и жизнерадостно. И я рад, что большинство городов действительно стали такими – звонкими и веселыми по сути, а не по названию.

На ваших глазах, а потом и под вашим руководством Югра становилась такой, какой мы ее знаем сегодня. Как вы ощущали развитие?

Природа человеческая такова, что надо, чтобы каждый день было чуть-чуть лучше. Тогда есть ощущение «нормальности» бытия. Если этого роста нет – всё. Мы практиковали «замеры жизнерадостности». Вот город, благополучный по уровню доходов, устройству. И вот иные, немного отставшие. Там, где уровень жизни высокий, но стабилизировался, недовольных существенно больше, чем на территории, где живут в два раза хуже, но изменения нарастают – появились дороги, тротуары, красивые фасады, есть динамика.

В Сургуте мы возводили мосты, дороги – и вместе с тем всё время строили город. Горком партии, горисполком, горком комсомола постоянно ставили такие задачи: на улице заложить дерном смесь песка и цемента, которая была везде, посадить деревья. Когда я приехал, город состоял из нескольких хуторов на 40 тысяч жителей. И все, кто в субботу, кто в воскресенье, обихаживали свой кусочек. Посмотрите на Сургут сейчас!

Смотрите, какие названия у населенных пунктов, появившихся в то время: Светлый. Или – Солнечный, Радужный, Лунный. Даже Взлетный! Ну не могли сухие прагматики называть так звонко и жизнерадостно. И я рад, что большинство городов действительно стали такими – звонкими и веселыми по сути, а не по названию

Потом в Ханты-Мансийске всех заставлял сеять газоны и садить цветы, это для всех был ужас: «Что за дурь такая? Понятно еще – дерн…». «Ребята, давайте попробуем. Потому что должно быть лучше». За год-полтора это стало трендом.

Где бы ни работал – всегда устраивал соревнования. «Самизм» (слово это сам придумал) приветствовал. «Самизм» – в смысле «самый лучший»: лучшее предприятие, лучший город. Приезжайте в Сургут и спросите: какой в округе самый хороший город? Скажут: «Сургут!» Приезжайте в Лангепас – угадайте, что ответят? Конечно – Лангепас! И так везде.

Знаменитый железнодорожный мост через Обь под Сургутом. Четыре года вы работали на его строительстве?

Да. Начинал мастером на опоре № 17. Это анкерная опора, с которой начинался монтаж больших пролетов моста. Тогда были такие телеграммы с красными полосами: «Немедленно!» – «Сделали уже!». И вот кто-то кому-то доложил: «Сделали!», а оказалось – не сделали. Выезжаю на смену вечером. Звонят: «Слушай, послезавтра приезжает управляющий трестом…» – и ему уже сказано, что мы эту опору закончили и готовы начать монтаж… У нас двое с половиной суток. Собрал всех, кто ехал с левого берега Оби с вахты, – и вперед. Кто бы ни был чином – все арматуру вязали, бетон принимали. Задача была выполнена, конечно. Иначе не по-нашему.

В 1993 году вас избрали представлять интересы региона в Совете Федерации. На губернаторских выборах в 1995-м вы получили в свою поддержку более 70% голосов избирателей, а на перевыборах в 2000-м – более 90%...

Даже 92%.

Огромная цифра! В чем основа доверия избирателей?

В 2010-м, когда переехал в Москву, электоральная поддержка была 82%. Надо спрашивать тех, кто выбирал. Главное – когда избирался в губернаторы, за плечами уже была целая югорская жизнь: юность, «мостики» в Сургуте, Нижневартовске, Ханты-Мансийске, Берёзово, общение с людьми… Не прятался. Не было никаких охранников. 

Когда выдавалось время, мы вечером с супругой Галиной Владимировной выходили подышать свежим воздухом. В Ханты-Мансийске очень неплохо в центре, среди кедрача. Идем, и вдруг кто-то кричит: «Александр Васильевич!» Оборачиваюсь – бежит мужчина: «Вы же Александр Васильевич?» – «Да. А что?» – «Да не, я просто по телевизору видел… а можно с вами сфотографироваться?» Проездом, из большого города на Волге, едут из Салехарда. «Ну, если сильно хочется…» – «Ребята, давай! Я договорился!» Прибегают еще человек пять, встали, фотографируемся. Говорю: «Слушай, ты мне смысл-то объясни… Тебе как-то лучше бы со своим губернатором сфотографироваться…» – «Да к своему, – говорит, – я и на полтора километра подобраться не смогу!» Так что самое важное – быть там. У меня в Югре внуки, большая часть семьи.

Есть ведь и материальная основа доверия – результаты работы…

В начале югорской жизни часто летал, ездил – везде стройки. Где еще такой масштаб строительства? Нигде нет! Мы за год строили два БАМа по объемам: 10 млрд рублей ввода основных фондов и 10 млрд рублей строймонтажа. Сплошная огромная строительная площадка – 1,5 млн м² только жилья ежегодно. Промышленное строительство, обустройство. Две газовые трубы в Берёзово, пересекающие территорию Югры, – за один сезон, за восемь с половиной месяцев!

Как-то поймал себя на мысли: раньше едешь из Ханты-Мансийска, проезжаешь Пойково, Юганск и за ним в сторону Фёдоровки вообще ничего, только далеко-далеко буровая засветится… Прошло очень немного времени – уже как в Финляндии: везде огни. Стройка, завод, промысел – и это на огромнейшей территории. Югра примерно равна Франции по площади. Вот чтобы попытаться представить, что сделано: ночь, темень – и море огней там, где раньше ничего не было.

Природа человеческая такова, что надо, чтобы каждый день было чуть-чуть лучше. Тогда есть ощущение «нормальности» бытия. Если этого роста нет – всё

Еще. Из Берёзово я возвращался в Ханты-Мансийск по просьбе руководящих товарищей. Так случилось, что опять был выбор: в Ханты или в Тюмень. Стали обсуждать с женой – решили: в Ханты. И она еще немножко думает. Я говорю: «Галя, первое, что сделаю, – добьюсь – на работу будешь ходить в туфлях!» Смеется: «Тогда поехали!». Сегодня это, может, смешно… а тогда болотные сапоги, особенно чуть подальше от центра, – атрибут необходимый.

В 1991 году вас назначили главой администрации ХМАО. Каким для вас был этот период?

В конце 80-х произошли изменения в Конституции РФ: мы получили право на формирование самостоятельного бюджета. Процессы шли валом – разгосударствление, приватизация. Советская система работала просто: главные органы – в столице, деньги делятся там же, в Москве – главный штаб, в регионах – «подштабы». Потом пришел рынок. И никто не мог понять, как его правильно надо выстраивать. В  других странах он формировался сотни лет. А тут по принципу электрической лампочки: указ написали, закон приняли, щелкнули – рынок.

Не было предложено системы. В нефтяной отрасли было Министерство нефтяной промышленности, Главтюменнефтегаз и акционерные общества на местах. Кто-то стал в этой цепочке лишним. Ликвидировать тех, кто нефть добывает, – как-то не очень. Проиграли, конечно, промежуточные звенья. Не берусь оценивать, хорошо это или плохо. Но остались в итоге московские министерства – и исполнители на местах: на Ямале, в Югре.

Помните первый бюджет округа после перемен?

Официально округ должен был получить 293 млн тех рублей (напомню, что это было в 1991 году). В Югре тогда было примерно 1,2 млн жителей. То есть побриться и постричься раз в год на эти деньги не хватит. На капвложения из них – 5,5 млн. Чтобы понятнее – это на два 12-квартирных дома.

Получив бюджет, мы долго над ним работали. С помощью Института экономики Уральского научного центра просчитали реальную цифру, которая нужна, чтобы строить-учить-лечить: 4 млрд 360 млн рублей. С этими расчетами я поехал в Москву. Может, так звезды сложились или аргументов было достаточно, но мы получили эти четыре с лишним миллиарда. Это был принципиальный момент: у Югры появилась возможность самой решать вопросы на своей территории, а не просить кого-то закрыть дыру в асфальте, построить домишко.

Дальше – больше. Перешли к более осмысленной политике в работе с налогоплательщиками – крупными компаниями, вышли на соглашения о социальном партнерстве: мы, как власть, брались в рамках закона создавать им максимум условий для успешности. С одной стороны, это благополучие людей, там работающих. А с другой – пополнение регионального бюджета. Это стало возможным после того, как дружно «пробили» и получили законодательство по платному недропользованию. Потому что люди, живущие в регионе – а это почти 1,6 млн человек сегодня, – где добывается нефть,  должны ощущать полезность этого факта для себя.

Как вы оценивали положение Югры относительно Тюмени во время работы в округе?

Всегда было взаимодействие. Югра играла абсолютно стабилизирующую роль. Позже от одного политидеолога услышал: «Как мы, Александр Васильевич, радовались тому, насколько активной в Тюменском регионе была политическая жизнь, как яро вы защищали позицию автономии, когда Тюмень настаивала на своем…» Посмотрел на него, оглянулся – есть ли что тяжелое… Были и такие, для кого эти разногласия  составляли предмет «научного интереса».

Сегодняшняя Югра радует?

Были всякие времена. В период, когда дела в государстве шли не ахти, решили сэкономить – сократили серьезно капиталовложения в Западно-Сибирский комплекс. И очень быстро получили падение добычи. Потом решение ЦК и Совета Министров: в самые короткие сроки всё усилить, добавить, отстроить, догнать, перегнать – приподнялись. Создали фонд разведанных запасов углеводородов, которыми и сегодня во многом живем. Сформировали инфраструктуру, 100%-ную цифровую связь на всей территории округа, сеть магистральных автодорог пронизывала округ с юга на север и с запада на восток.

Потом в Ханты-Мансийске всех заставлял сеять газоны и садить цветы, это для всех был ужас: «Что за дурь такая? Понятно еще – дерн…». «Ребята, давайте попробуем. Потому что должно быть лучше». За год-полтора это стало трендом

Про Коротчаева мы уже говорили. А Иосифа Наумовича Каролинского (управляющий трестом «Запсибэнергострой». – Прим. ред.) как забыть? Он построил Сургутскую ГРЭС-1, самую крупную станцию в Европе. За год мы в Югре стали вводить по два блока по 800 000 мегаватт. Сейчас такие мощности не вводятся вообще. Под руководством Валентина Фёдоровича Солохина (генеральный директор «Мостостроя-11» в 1976–2005 годы. – Прим. ред.) были созданы уникальные вантовый мост через Обь под Сургутом и мост через Иртыш в Ханты-Мансийске.

Сегодня Югра – лидер производства электроэнергии, лидер по добыче нефти и, к сожалению, второй регион после Ямала по добыче газа. Пока что. По моим сегодняшним оценкам, даже если посмотреть валовой региональный продукт (ВРП) без учета добычи нефти и газа, остается порядка 300–350 млрд рублей в год, а это 1,5–2 средние российские области. По ВРП Югра сегодня вторая после Москвы.

Еще одна вещь, принципиально важная, – человеческий капитал.

Да. Лет 25 назад подросток выучился в школе – девушки замуж, пацанам в армию. Или в вуз – но далеко от родины, потому что рядом нет. А работать надо. В 80-е в округе было порядка 20 000 выпускников. Все они разъезжаются – а мы ищем, кто к нам приедет, с Украины, с Кавказа. Почему же врача или педагога учить в Питере, Москве, а не на месте? Стали создавать высшую профессиональную школу в Югре. У нас сейчас шесть государственных вузов. Ликвидировали больше половины «наросших» за это время негосударственных филиалов, поскольку они не давали качества.

И теперь так: окончивший школу выпускник идет в «наш» вуз, он «потомственный», выучился, работает, продолжает дальше здесь жить – и продолжает жить в полном смысле этого слова. Занимается спортом, получает великолепные результаты, становится чемпионом Олимпийских игр. Для сравнения: до этого периода на летнюю Олимпиаду мы отправили четырех человек. В последние годы – 22 человека.

То же – в творчестве: выпускники нашего Центра одаренных детей работают в Москве и не только, причем в лучших, прославленных коллективах. Идея создания центра такова: проехать по стойбищам, городкам и деревушкам, где нет условий, собрать ребятишек. Из Сургута, Нефтеюганска, Когалыма тоже сюда просятся. В итоге получили ошеломляющий, как умные люди говорят, мультипликативный эффект. Получаем других людей! Когда меня спрашивают: «Вот вы там 20 лет губернатором пробыли, что сделано?», говорю: «Сравните: люди – какими они были и какими стали!»

Но, конечно, всем, кто после нас в Югре будет работать, мы создали сложности всеми этими переменами. Потому что надо продолжать двигаться дальше, выше, быстрее, хоть на полтора сантиметра каждый раз приподыматься. Это непросто… Но Югра справится.

Потому что все есть: «бажен» и не только, лесные и биологические ресурсы, серьезные заделы высоких технологий, интеллектуальной экономики. А главное – люди, умеющие и готовые это делать.

текст Елена Корн-Кондратенко
беседовала Марина Винникова
журнал tmn  № 5/20 (октябрь–ноябрь 2014)